Арт­-директор парка скульптур «Легенда» Юрий Ткаченко давно известен ценителям прекрасного. Достаточно вспомнить памятник Мейерхольду на территории дома-­музея знаменитого театрального режиссера на улице Володарского.

Работы пензенского скульптора можно увидеть во многих городах России, да и за границей имя Ткаченко вызывает интерес.

Но настоящий фурор (во всяком случае в Пензе) он произвел прошлым летом, когда на Фонтанной площади появился арт­-объект в виде кентавра с прямоугольной дырой в туловище, развернутом на 180 градусов. И это не говоря уже о чересчур точных анатомических подробностях.

Кентавр вызвал немало споров, а Ткаченко обрел массу хейтеров (от англ. hater - человек, испытывающий неприязнь к чему‑либо или кому‑либо), однако фантастическое существо по‑прежнему стоит у всех на виду, успев за эти месяцы завоевать статус одной из достопримечательностей города.

Корреспондент «МЛ» решил побеседовать с автором скандального арт­объекта.

- Какое событие из детства оставило самый яркий след в вашей жизни?

- Находка в колючих кустах маленького, только что рожденного скулящего щенка, еще слепого. Дома меня попробовали ругать, но я тоже скулил и плакал, в итоге щенка разрешили оставить. Назвали его Пиратом.

Он вырос огромным и страшным, все цепи рвал. Отдали его охранять сады, а когда потом навестили, он был худ, бросался обниматься и из его глаз текли слезы…

Еще как‑то отец купил мелкокалиберную винтовку и, решив ее испытать, убил мелкую птицу. Видимо, я был потрясен… Помню только, как мы хоронили эту птицу на берегу… Эти и еще несколько воспоминаний, видимо, из 1961-62 годов.

Мы жили вдвоем с мамой. Папа, военный летчик, погиб в Грузии, когда мне было 6 лет, в 1963‑м. Его истребитель рухнул в Черное море. В тот день закончилось мое детство.

Остались в памяти ипподром, лагерь «Спутник», лес и овраг на Западной Поляне, детская художественная школа № 1. Она располагалась в одном здании с художественным училищем, и я как бы невзначай пытался подсмотреть, как студенты в одной из аудиторий рисуют обнаженную натуру.

Вопрос различия полов интересовал и манил, Интернета тогда не было, зато имелась такая вот возможность поглядеть вживую на красивых, с мощными прелестями женщин.

- Поступить в худучилище для вас не составило труда?

- ПХУ в 1970‑х было совершенно другим. Конкурс - от 5 до 10 человек на место в зависимости от группы. Возраст в группе - от 15 до 28 лет. Мне, кстати, было 15. Поступать приезжали отовсюду - от Камчатки до Прибалтики.

После ПХУ я каждый год поступал в различные художественные вузы страны: Москва, Питер, Харьков… Для этого увиливал от призыва. Но долг Родине отдавать все же пришлось. Как сказал военком: «Ты у меня… мать­-перемать… поедешь туда, где даже белые медведи не живут!»

Для моей отправки в строй был нарушен не один закон! Меня изъяли из больницы в Воронеже с диагнозом «сотрясение головного мозга» и доставили в Харьков (в этом городе я учился на пятом курсе художественного института, готовя дипломную работу). Мне уже исполнилось 27 лет, но сначала документы в больнице уничтожили, а затем дату моего рождения слегка подправили…

В отбывающий последний поезд осеннего призыва я был посажен прапорщиком на Харьковском вокзале З0 декабря 1983 г. Сначала я хотел с поезда спрыгнуть, но передумал.

Вагон был прекрасен - 60% уголовников, остальные тоже не лыком шиты. Отправили меня в стройбат, базирующийся в Форосе. В батальоне 600 бойцов, 50% - узбеки, 40% - таджики, 7% - прочая Азия и Кавказ и только 3% - славяне.

Ротой командовал законченный алкоголик. Половина прибывших со мной харьковчан была комиссована уже через месяц по причине вскрытия вен, попыток повешения, поножовщины, пьянки…

Батальон располагался в 300 метрах от моря, это была самая южная точка Крыма. Мы строили санаторий ЦК КПСС.

Автоматов на два батальона было только четыре, со сточенными бойками, на присяге их передавали от отчитавшего к присягающему. А вот бани у нас не было вовсе…

Я делал дембельские альбомы для двух батальонов, но заказов поступало мало, так как я брал за это «большие» деньги, не все узбеки могли заплатить. У меня были самые длинные и густые усы, а форма одежды с апреля по сентябрь - плавки или трико и голый торс. Я же был старше всех лейтенантов.

Так что армия оставила в моей памяти яркий след.

- Не эти ли суровые наблюдения за людьми в экстремальных условиях подсказали вам такой творческий прием, как трансформация привычного облика человека?

- Я создаю скульптуру в соответствии с той идеей, которую хочу представить зрителю. А если внимательно посмотреть на то, что делали скульпторы, начиная с самой ранней из сохранившихся скульптур и до нашего времени, - это всегда трансформация. Продиктованная эстетическими предпочтениями эпохи или опережающая их.

Когда Модильяни в Париже среди портретов представил несколько обнаженных, некоторые зрители были оскорблены. Гневные письма, репортажи… Полиция закрыла выставку! Теперь же это самые престижные работы в музеях и одни из самых дорогих в мире.

- А как родилась идея Кентавра?

- Это давний интерес… У славян Кентавр - Китоврас - олицетворял знание, мудрость и силу. Кстати, я по гороскопу Стрелец, а он изображается как раз в виде стреляющего из лука кентавра. Я их давно делаю, в разных материалах и размерах, мои кентавры уже стоят в Египте, Франции, Индии, Турции… Теперь есть и в России.

Кентавр, который теперь стоит на Фонтанной площади, приемку у заказчиков со спорами проходил, так что я был готов к неприятию со стороны некоторой части публики. Но вот мат, оскорбления, клевета, откровенная ложь, доносы, угрозы - это ни в какие ворота. Мне угрожали «рожу начистить» и в соцсетях, и по телефону! К такому не был готов.

Вся поверхность Кентавра старательно и долго кем‑то расцарапывалась, причем не один раз. Но так как Кентавр большинством пензяков и особенно детьми любим, то это не страшно, они вновь все поверхности своими руками отполировывают до зеркального блеска!

Кентавр для меня - новый честный и правдивый символ чистоты и свободы! И, кстати, я уже работаю над созданием подруги Кентавра - Кентавриды. Она будет стоять рядом с Кентавром, и ему уже не будет так одиноко.

Яков Белкин

«Молодой ленинец», № 8, 22 февраля 2021 г.

Оригинал и другие интересные статьи на сайте издательства «Наш дом»