Художественного руководителя пензенского театра «Кукольный дом» Владимира Бирюкова нам удалось застать накануне отъезда на фестиваль «Золотая маска» в Перми».

Пензенский коллектив везет постановку «Убить Кароля», которая в 2014 году получила сразу две «Золотые маски»: как лучший спектакль года и за лучшую работу художника. И это лишний повод поговорить и о престижной театральной премии, и о том, как складывался путь Владимира Бирюкова к покорению этих вершин.

- Я с детства мечтал не о кукольном, а о нормальном театре. Занимался в драмкружке, а после 8-го класса поехал поступать в Днепропетровское театральное училище. Но в том году артистов драмы не набирали. И все, кто приехал, от безысходности поступили на курс «Актер театра кукол».

А после армии я отправился поступать в Ленинградский государственный институт театра, музыки и кинематографии на специальность «Режиссура театра кукол». Ленинград и Москва всегда были антиподами, в том числе в плане культуры. Так что меня предупредили перед поступлением: «Если спросят, как ты относишься к театру Образцова, не вздумай сказать, что хорошо. Говори, что очень плохо».

А все дело в том, что в Питере был свой знаменитый кукольный режиссер Михаил Королев. Если Образцов считался официальным лицом советского кукольного театра, был обласкан властью, то Королева можно назвать своего рода диссидентом, кукольным Мейерхольдом.

Я не оплошал, все сказал, как учили, и меня зачислили на курс.

- А как оказались в Пензе?

- В Пензу у меня было два пришествия. Первое - когда я ставил на сцене Пензенского областного театра кукол «Орленок» дипломный спектакль «Осторожно, коза!» И тогда зарекся когда-либо возвращаться в город на Суре. Во-первых, после Питера мне было сложно вписаться в скучную, серую, провинциальную атмосферу. Во-вторых, у меня сразу же возник конфликт с ведущей актрисой театра.

Я говорю ей, что нужно делать так, а она стоит на своем, что вот так. Знает, что неправа, но уперлась всеми конечностями. Я понимаю, если жена говорит, что у нее голова болит и секса не будет, это можно потерпеть. Но там наше личное дело, а тут работа!

В итоге я просто снял ее с роли, хотя, честно говоря, сам от себя не ожидал такого поступка. Для театра это было шоком: пришел откуда-то мальчик, наводит тут свои порядки... Но я настоял на своем!

- Затем в вашей биографии был Братск...

- Получив диплом, я уехал в этот город работать главным режиссером в театр кукол. Первым делом попросил актеров выйти на авансцену. Представляете, если у нормальных людей морщины на лбу горизонтальные, то у этих еще и вертикальные, как будто они пьяные лежали лицом вниз на решетке. Я их тут же отправил обратно за ширму, чтобы эти рожи никто больше не видел.

А ведущая актриса практически постоянно появлялась на работе в нетрезвом виде, но при этом от нее пахло только лавровым листом.

Говорю ей: «Вы же пьяная!» - «Нет!» - «Вы же на ногах не держитесь!» - «Нет!» - «А, вы заедаете лавровым листом, чтобы перегара не было!» - «Нет, я ем его, потому что у меня задержка месячных».

В то время чтобы женщина такое сказала! Я ее снял со всех ролей, заявив, что не будет играть, пока не просохнет. Такие кардинальные меры принесли временный результат, но искоренить недуг окончательно было не под силу. Но как драматическая актриса она была прекрасна, недаром снялась более чем в 10 фильмах, ее не раз приглашали и Герман-старший, и Николай Досталь...

Но главное, что в Братске я получил возможность делать то, что хочу. Недаром тогда бытовала присказка: чем дальше от столицы, тем меньше советской власти. И неудивительно, что самые прогрессивные кукольные театры были за Уралом, куда уезжали работать режиссеры-бунтари, последователи Королева.

Понятно, что были и худсоветы, которые могли зарубить спектакль на корню. Однажды и у меня такое случилось, когда я поставил «38 попугаев». Началось все с того, что я шел по улице и увидел мальчишку лет десяти, пинавшего куклу. И подумал: а ведь мальчик вырос, он хочет казаться взрослым, и расправа над куклой - своеобразное прощание с детством. Мы ведь в подростковом возрасте резко отказываемся от детства, думаем, что впереди нас ждет взрослая, свободная жизнь. Мы не ценим то удивительное время, в которое уже не вернешься.

Об этом и был спектакль. Брошенная квартира, из которой выселили людей, бывшая детская комната, где обои разрисованы ребятней, сломанная кровать, куклы-калеки... Приходят строители, находят кукол, собирают их, играют в сказку. Потом рабочий день заканчивается, они бросают кукол и уходят.

Идея спектакля была такова, что вернуться в детство невозможно, можно только вспомнить. Но худсовет посчитал, что такая драматическая, грустная развязка ни к чему. Нужен хеппи-энд, чтобы люди, посмотрев спектакль, шли домой в приподнятом настроении.

- В 1989-м вы все же вернулись в Пензу!

- Я стал отцом, в Братске у меня родились сын и дочь, и в какой-то момент я понял, что любовь к театру - вещь замечательная, но каким нужно быть эгоистом, чтобы так плохо относиться к собственным детям! Не знаю, как сейчас, но тогда Братск походил на одну большую газовую камеру. Периодически происходили выбросы, и город окутывал густой смог с запахом сероводорода, на расстоянии трех метров уже трудно было различить предметы. Самая настоящая братская могила.

К тому времени я уже достиг определенной известности, мы выезжали на фестивали, в том числе за границу, и многие советские театры кукол хотели меня переманить. В итоге я остановил свой выбор на Пензе.

Когда мы приехали в столицу Сурского края, был май. В Братске еще лежал снег, а здесь я увидел распустившиеся тюльпаны, «Докторскую» по 2,20, котлеты по 10 копеек из мяса... И чистый воздух! Да, здесь не было такой хорошей зарплаты, как в Братске, северной надбавки, но мне это уже казалось пустяком. Я понял, что попал в рай, и знал, что сделаю в Пензе кукольный театр таким, каким я его вижу!

- В прошлом году первый заместитель министра культуры РФ Владимир Аристархов, а следом и актер Николай Бурляев раскритиковали премию «Золотая маска». Якобы проект поддерживает постановки, которые «очевидно противоречат нравственным нормам, провоцируют общество, содержат элементы русофобии, презрение к истории нашей страны и сознательно выходят за нравственные рамки». Что скажете?

- Мои спектакли 6 раз брали «Золотую маску» в разных номинациях, и не только с пензенским театром, я немало ставлю спектаклей в других городах. Доводилось входить и в жюри премии, так что вся эта кухня мне хорошо знакома. Я вам могу сказать, что «Золотая маска» - возможность небольшим провинциальным театрам заявить о себе во весь голос, а не ограничиваться известностью одного города. У того же МХАТа и так все хорошо, у них аншлаги, лучшие режиссеры, актеры, правильно, ему и «Золотая маска» ни к чему. А маленькому, но талантливому провинциальному театру эта премия нужна.

- Ваш «Кукольный дом» - завсегдатай «Золотой маски», поэтому о Пензе российская культурная общественность говорит вновь и вновь. Наверное, благодаря этому у вашего коллектива и проблем-то никаких нет...

- Да нам пора уже идти в народ с протянутой рукой! Потому что зарплата, которую сегодня получают артисты, - это оскорбление. Даже в лучшие времена театр получал копейки, а сейчас мы просто выживаем.

У меня в бытность мою директором в штате было 97 человек, сейчас - 41. 7 артистов вместо 20. Жилья нет, зарплат нет, артисты к нам не идут, а план добавили. Нагрузка колоссальная, люди работают на износ, а артист даже заболеть не может.

Смерть - вот единственная причина, по которой артист может пропустить спектакль. К сожалению, недавно такого темпа не выдержал наш товарищ Андрей Каваев. Он был одним из ведущих актеров, теперь приходится перекраивать спектакли, отменять премьеры...

Скажу честно, в России не найти театра, где дела обстояли бы хуже, чем у нас. Но мы все-таки держимся. Из последних сил, но держимся. Потому что не можем бросить нашего зрителя, который в нас верит.

Геннадий Марченко

«Молодой ленинец», № 44, 1 ноября 2016 г.