Марк Беренштейн - не только врач от Бога, но и важное звено семейной династии. Его отец и дядя были стоматологами, тетя - фельдшером, а сын стал профессионалом в ультразвуковой диагностике. Сноха тоже носит белый халат - она врач-пульмонолог.

Марк Моисеевич проработал в системе здравоохранения 62 года, в том числе ровно 40 лет - хирургом клинической больницы № 6 им. Г. А. Захарьина. Под его руководством здесь создавалось отделение экстренной хирургии, которое является клинической базой кафедры хирургии Пензенского института усовершенствования врачей.

НЕ ПОНРАВИЛАСЬ ФАМИЛИЯ

«Родился я в Новочеркасске, - рассказывает Марк Моисеевич. - Там отец после полученной на фронте контузии служил старшим врачом гарнизона. А в 1945‑м, когда мне был всего год, наша семья переехала в Чернобыль, откуда родом были мои родители.

Во время войны Чернобыль находился в оккупации. Дед и бабушка не стали эвакуироваться, за что и поплатились. Дедушка воевал в Первую мировую и был высокого мнения о немецкой культуре. Считал, что все рассказы про зверства фашистов - всего лишь красная пропаганда. В итоге его и бабушку в числе других 500 евреев полицаи под руководством немцев живьем закопали в одну большую яму.

По возвращении в Чернобыль отец работал зубным врачом и хирургом. У нас в квартире собирались все хирурги Чернобыля, своего рода медицинский кружок. Слушая их разговоры, я уже в детстве мечтал стать хирургом.

Для поступления в мединститут желательно было иметь хотя бы небольшой врачебный стаж. К этому моменту я уже овладел профессией зубного техника, работая по этой специальности в Киевской областной больнице. При этом еще и учился в вечерней школе, а последний урок, между прочим, заканчивался в полпервого ночи.

Летом 1961 года я приехал поступать в Киевский медицинский институт, и мне поставили двойку на первом же экзамене по химии, при том что я являлся третьим призером областной химической олимпиады. И билет достался мне простой, но экзаменатор потребовала отвечать… на украинской мове.

Я на украинском языке свободно говорил, но вот химию на мове!.. Ей, видите ли, не понравилась моя фамилия. Даже в то - советское - время подобные проявления на Украине имели место сплошь и рядом».

УПАЛ В ОБМОРОК НА ПАЦИЕНТКУ

«Через год я поступил в Саратовский медицинский институт, - продолжает Марк Беренштейн. - По ходу дела мы, студенты, практиковались на трупах. Кто‑то в обморок падал, даже институт некоторые бросали. Я же спокойно выполнял свою работу и, доучившись до третьего курса, стал посещать кафедру общей хирургии.

В первый раз зайдя в операционную просто как зритель, я подошел к столу, где лежала под наркозом пациентка, поднял глаза, фонари бестеневой лампы вдруг закрутились по кругу - и в себя я уже пришел на диване в коридоре, причем потный с головы до ног. Отдышался, вытер пот и снова зашел в операционную. Мне хирург говорит: «Ты если снова надумаешь в обморок падать, то в этот раз постарайся упасть не на пациентку».

Оказалось, я грохнулся прямо на операционный стол - хорошо, что без серьезных для оперируемой последствий. Кстати, к чему‑то подобному, несмотря на хладнокровную работу с трупами в прозекторской, я был готов, потому что отец точно так же, когда в первый раз оказался в операционной, потерял сознание.

А вскоре я первый раз «помылся», то есть помыл руки, и принял участие в операции. С этими медицинскими жаргонизмами в Киевской области связан неприятный случай. Секретарь райкома КПСС привез своего ребенка с аппендицитом. Хирург говорит медсестре: «Маша, иди мойся. Я сейчас тоже пойду мыться». И этот партчиновник накатал жалобу, мол, вместо того чтобы оказывать помощь, они с сестрой пошли заниматься в душ невесть чем…

На шестом курсе мне уже разрешили оперировать - это был аппендицит. А к окончанию института на моем счету было почти 180 самостоятельно выполненных операций. Таких показателей во всем институте больше ни у кого не было».

НАРОЧНО НЕ ПРИДУМАЕШЬ!

«После института меня распределили в Брянскую область, наиболее близкую к Киевской, - вспоминает Марк Моисеевич. - К тому моменту я уже был женат на сокурснице, а сыну исполнилось 7 месяцев. Завоблздравотделом отправил меня в Дятьково, в районную больницу. Сказал, что там я быстрее получу квартиру, а в Брянске нам еще долго придется мыкаться по съемным и служебным.

И в этом Дятькове я попал прямо‑таки в шикарные условия. По уровню оказания медпомощи это было не ниже, чем в областной больнице, а отделением хирургии заведовал Герой соцтруда Сергей

Михайлович Онохин. О том, как его уважали и ценили, говорит тот факт, что, когда он умер в 1970‑х, улицу Крупской, на которой жил врач, переименовали в улицу Онохина. Он считал, что если ты хирург, то должен уметь все, включая трепанацию черепа и операции на костях. Так что за три года работы в районной больнице я получил бесценный опыт.

А затем меня призвали в армию лейтенантом. Я служил на границе с Польшей, в городе Рава-Русская, в «железной» дивизии, которая подавляла венгерский и чехословацкий мятежи. Меня определили в медсанбат.

Служба мне нравилась. Предлагали остаться служить и дальше, но мне отсоветовал один умный человек, прошедший путь от врача-ординатора до начальника медслужбы дивизии: «У тебя папа кто - генерал? Ну и куда ты лезешь, да еще с такой фамилией?»

Вернулся в Чернобыльскую ЦРБ, назначили завотделением. Но эти годы в моей профессиональной карьере оказались худшими. Как‑то раз женщина-хирург, которую я давно знал, рассказала: «Вчера приезжал главный хирург области, собирал местных, и те спросили: «Долго мы еще под этим евреем ходить будем?»

Я их на следующий день тоже собрал, спрашиваю: «Это правда?» Те молчат. Я говорю: «Толя, ты, когда по пьяни оперировал и пересек бедренную вену, кого ночью вызвал спасать пациента и себя от тюрьмы? А ты, Вася, кого сегодня ночью вызывал, когда не мог найти у ребенка аппендикс?» Вот так по каждому я прошелся, и ни один мне и слова не сказал.

Вскоре мне представилась возможность поработать в Туркмении, и я ею воспользовался. Но когда приехал на берега Каспийского моря, честно говоря, испытал шок. Женщины были забиты до того, что родители попросту продавали их тому, кто готов был заплатить калым. Например, женился брат врача из нашей больницы, спрашиваем: «Красивая невеста?» Он машет рукой: «Да разве за десять тысяч красивую невесту купишь?»

Разговорился я как‑то с начальником ГАИ. Тот рассказал, что три месяца назад его привезли в райбольницу с аппендицитом. Хирург заявил, что медсестра дома, инструментов нет, шить тоже нечем. В итоге с него содрали триста пятьдесят рублей и все отлично сделали.

Я говорю, мол, ты же майор милиции, представитель советской власти, как ты мог?! Тот смеется: «А я, как выписался, через неделю его остановил и взял с него штраф четыреста пятьдесят рублей. Еще и в плюсе остался».

«Я НЕ КУТЮРЬЕ…»

«Жена у меня пензячка, и мы решили поискать счастья на ее малой родине, - говорит Марк Беренштейн. - 1 апреля 1980 года я приехал в Пензу на разведку. А сестра жены хорошо знала главного хирурга больницы скорой помощи. Я к нему пришел, поинтересовался возможностью устроиться по профессии, а он посоветовал попытать счастья в центральной городской больнице № 6, где в то лето только открывались первые корпуса.

Устроился я рядовым хирургом. И был рад, потому что уже наелся этим заведованием. Приняли меня на должность врача-консультанта, сидел в приемном отделении инфекционного корпуса. Процентов 30 больных при поступлении нуждались в консультации хирурга, и меня порой вызывали по три раза за ночь - присылали машину. А звонили практически каждую ночь.

Потом открылся 9‑этажный корпус вместе с отделением хирургии. Главврач Юрий Орлов представил меня как координатора хирургической службы. Так что мне снова пришлось впрягаться в руководство.

Отделение открылось 26 ноября 1981 года. В 1982‑м я стал его заведующим и возглавлял почти вплоть до выхода на пенсию. Был еще начмедом, а с 2015 года ушел на должность врача-консультанта. Кем начал, тем и закончил.

За эти годы одним из главных своих достижений считаю тысячи операций с применением лапароскопии (операции на внутренних органах проводят через небольшие (обычно 0,5 - 1,5 см) отверстия, в то время как при традиционной хирургии требуются большие разрезы. - Прим. ред.). Этот метод внедрял Анатолий Афанасьевич Баулин, а я его широко применял.

Однажды меня спросили, какие уникальные операция я провожу. А я в ответ привел пример из мира моды: есть кутюрье Зайцев, Юдашкин, Версаче, есть также и фабрика «Большевичка», которая выпускает ширпотреб. Так вот, я всю жизнь занимался ширпотребом, мне ежедневно приходилось проводить по нескольку операций. Но к каждой из них я подходил ответственно, никогда не позволял делать что‑то спустя рукава.

Запомнилась одна пациентка, которую привез весьма известный в Пензе чиновник. Побили ее в драке - множественные разрывы кишечника, печени, порвана селезенка… Эту женщину я оперировал 12 раз! А года через три звонит завотделением БСП. Доставили к ним ту же женщину, но уже с кишечной непроходимостью. Так она без моего осмотра ни в какую не соглашалась на операцию. Пришел, посмотрел, дал добро на хирургическое вмешательство. Все сделали, жива и здорова по сей день.

А однажды среди ночи в нашу больницу доставили парня с ножевым ранением. Везем его в операционную, он поддатый, орет: «Не надо меня оперировать! Я умереть хочу». Ноги расставил, не пускает каталку в дверной проем. Я ему оплеуху отвесил, и он сразу успокоился.

Прооперировали. А через два дня перевели его в общее отделение. И тут прибегает лечащий врач, вся в слезах. «Марк Моисеевич, он меня ногой ударил!» Я захожу в палату: «Ты что творишь?» - «Да пошел ты!.. Что ты мне сделаешь?» - «Что сделаю? Сейчас я отвезу тебя в операционную и отрежу кое‑что, а в истории болезни напишу, что тебя привезли уже без этого самого органа». Он тут же изменился в лице: «Дяденька, не надо!» И больше никаких выходок себе не позволял».

Яков Белкин

«Молодой ленинец», № 30, 27 июля 2021 г.

Оригинал и другие интересные статьи на сайте издательства «Наш дом»